Лесли Чартерис - Пикник на Тенерифе [Пикник на Тенерифе. Король нищих. Святой в Голливуде. Бешеные деньги. Шантаж. Земля обетованная. Принцип Монте-Карло]
— А при чем здесь съезд?
— Когда делегаты хватят немного лишнего, начинают вести себя, как дети, разыгрывают, подшучивают друг над другом. Всем смешно, кроме жертвы, разумеется. Вот вам, например, понравится, если вы обнаружите у себя в ванной живого тюленя? И все это может случиться из-за моей небрежности.
— Полагаю, у вас бывали подобные случаи.
Прыщавый клерк заискивающе улыбнулся.
— Я вижу, вы меня понимаете, сэр. Благодарю вас. Спокойной ночи, сэр. — С этими словами он извлек из стола следующую кипу счетов и возобновил манипуляции со счетной машинкой.
Саймон вошел в лифт, и путешествие возобновилось, только в обратном направлении. Наконец он спросил.
— Многого чего?
Они миновали еще один этаж, и оказалось, что лифтер по-прежнему не теряет нить их беседы.
— От многих вещей, — мрачно заключил он.
Кабина остановилась на четвертом этаже, лифтер даже не взглянул в сторону Святого. Напускная суровость, очевидно, была вызвана его успехами как в вождении лифта, так и искусстве дипломатии. Саймон вышел и направился в сторону своего номера.
Ему не удалось выяснить ничего сенсационного, но, по крайней мере, теперь у него было имя и адрес, который мог оказаться той ниточкой, которая приведет к разгадке. Кроме того, он сделал некоторые наблюдения, которые могли заинтересовать мистера Фенника.
Увы, Отиса Кью Фенника в номере не оказалось.
Размеры комнаты не позволяли спрятаться даже такому небольшому человеку, как мистер Фенник, разве только в туалете или под кроватью. Оставалась последняя надежда, что он оказался еще более запуган, чем могло показаться на первый взгляд, и спрятался, опасаясь непрошенного вторжения.
— Отис, старый хрен, — пытался увещевать Темплер. — Это всего лишь я — Саймон.
Ответа не последовало.
Он заглянул в ванную, туалет и даже под кровать, что было вовсе глупо, — все безрезультатно. Примерно в половине детективных рассказов, которые приходилось слышать Святому, в подобной ситуации в одном из этих мест он обязательно должен был наткнуться на еще не остывший труп мистера Фенника. Но ничего подобного не случилось, Темплер был разочарован.
Он подошел к туалетному столику за пачкой сигарет, которую оставил рядом с визитной карточкой непрошенного гостя. Теперь визитная карточка торчала из сигаретной пачки, да так, что, не заметив ее, он не смог бы достать ни одной сигареты. На оборотной стороне карточки торопливым неровным почерком было нацарапано:
«Я просто не могу беспокоить вас своими проблемами. Думаю, что мне проще расплатиться с ними, и дело с концом. Забудьте обо всем».
Саймон уселся на кровать и снял трубку телефона.
— Соедините меня с мистером Фенником.
— Одну минуточку, сэр, — раздался в трубке елейный голос ночного портье. — Извините, сэр, но на его линии табличка «Не беспокоить».
— Давно она там?
— Он попросил ее установить, когда вернулся в отель, в половине второго или что-то около того, сэр.
— Понятно… Не можете вы мне сказать, в каком номере он остановился?
Ответ последовал почти немедленно.
— Боюсь, я не смогу взять на себя эту ответственность, сэр. Ему может не понравиться, что вы собираетесь его побеспокоить и будете ломиться в дверь в столь ранний час.
— Почему вы думаете, что я собираюсь это сделать?
— Не хотел вас обидеть, сэр, но вам лучше обратиться за информацией к нашему управляющему. Он будет около восьми часов утра. Благодарю вас, сэр.
— Не забудьте пригласить меня на собственные похороны, — прочувствованно предложил Темплер, но только после того, как клерк положил трубку.
Некоторое время, с трудом сдерживая закипающее в нем раздражение против каждого, кто внес свой вклад, создавая ему трудности и растрачивая понапрасну его время, он обдумывал изощренный план мести. Но уже к концу сигареты к Саймону вернулось спокойное расположение духа, он улыбнулся своим мыслям и отправился спать, благодаря всевышнего, что потратил на своего протеже не так уж много времени.
Если у мистера Отиса Кью Фенника хватило ума, чтобы принять даже самые невероятные условия шантажистов и отклонить помощь, предложенную из лучших побуждений, он не заслуживал сочувствия и должен оставаться; один на один со своими проблемами.
Саймону удалось поспать чуть более трех часов, потому что именно через этот промежуток времени под окнами появилась бригада мусорщиков и, очевидно, подбадривая друг друга истошными воплями, начала грузить мусор на машину с транспортером. Консервные банки, бывшие до того времени безмолвным украшением закоулка, мгновенно превратились в оркестр ударных инструментов, удачно оттенявший изысканные вокализы тружеников.
К тому времени, когда они закончили, Саймон уже совсем проснулся и знал, что больше в это утро задремать уже не удастся. И все равно он продолжал лежать с закрытыми глазами, вспоминая события минувшей ночи, связанные с мистером Фенником, и почувствовал, как глухое раздражение вновь овладевает им. Только теперь это была не минутная вспышка ярости, а хорошо ему знакомое чувство возмущения, и здесь уж ничего не поделаешь.
Все утро, пока брился, принимал душ и завтракал в кафетерии, Темплер пытался убедить себя, что ночной визитер получит то, что заслуживает, но все было напрасно.
— У тебя достаточно аргументов, чтобы выйти из игры, — сказал он себе наконец, — кроме одного, который бы позволил тебе про все забыть и больше к этому не возвращаться.
Если мистер Фенник согласен платить шантажистам, это можно понять и оправдать, ведь это его личное дело, и черт с ним. Но если шантаж удастся, то зло останется безнаказанным, ведь обстоятельства исключали какую-либо возможность открытого возмездия.
Разделавшись со второй чашечкой кофе, Саймон направился по коридору в вестибюль, где и смог, наконец, получить все необходимые сведения. Мистер Фенник проживал в шестьсот седьмом номере, а телефонист сообщил, что на линии по-прежнему красуется табличка «Не беспокоить». Первым его желанием было отправиться в шестьсот седьмой номер немедленно, но после минутного размышления понял, что конфетный король в столь затруднительных обстоятельствах, вернувшись в номер, скорее всего принял снотворное и не будет в восторге, если его раньше времени поднять с постели.
Тогда Святой решил заняться изучением визитной карточки, которую ему оставил неразговорчивый бармен. Не Бог весть что, но было за что зацепиться или по-крайней мере скоротать время.
Скоден стрит оказалась невзрачной улочкой с мелочными лавками, разбросанными среди жилых зданий, некоторые были переоборудованы под какие-то сомнительные конторы, в других сдавались внаем квартиры столь же сомнительной привлекательности. Шестьсот восемьдесят пятый номер как бы объединял оба этих сарая, так как надпись на витрине гласила «Студия Виа Болтона», а на входной двери табличка гласила: «Сдается внаем».
Дверь была открыта, хотя и не нараспашку. Саймон толкнул ее носком ботинка и вошел. Он сразу очутился в небольшом полутемном холле, с тыльной стороны которого начиналась деревянная лестница, очевидно и ведущая к свободной квартире. По правую сторону была приоткрытая дверь с надписью «Студия Виа Болтона». Святой вошел и оказался в комнате, напоминавшей приемную, отделенную от остальных помещений портьерами. В ней стоял полуразбитый письменный стол, под стать ему трио потрепанных стульев — и ни души.
— Эй, — крикнул Темплер, — есть здесь кто-нибудь?
Ответа не последовало, ни шороха, ни звука. Сквозь проем между шторами он заметил полосу электрического света, прошел в соседнее помещение и очутился в фотоателье. Об этом говорили небольшой помост, софиты, камера на треножнике и разные экраны и подставки. Но никто не пользовался этим реквизитом, а вместо софитов под потолком тускло горела голая лампочка. Широко распахнутая дверь вела, очевидно, в фотолабораторию, об этом говорили ряды баночек и бутылок с химикалиями. На противоположной стороне ателье была еще одна полуоткрытая дверь.
— Есть здесь кто-нибудь? — повторил Святой.
Никто не отозвался.
Он пересек студию и увидел тело, лежащее на полу в дальней комнате.
Оно принадлежало невысокому толстому человеку с неопределенного цвета волосами и довольно тупым выражением лица, которому смерть не добавила ни красоты, ни достоинства. На его белой рубашке с вышитой монограммой «В. Б.» темнело три кровавых пятна с кольцевыми следами от сгоревшего пороха — стреляли практически в упор.
Саймон наклонился и потрогал тыльной стороной ладони лицо незнакомца; тело уже успело окоченеть.
В комнате, видимо, находилась контора, обставленная антикварной мебелью. На столе стояла не менее древняя пишущая машинка, рядом с ней была рассыпана куча неразобранных каталожных карточек. Стены увешаны цветными и черно-белыми фотографиями обнаженной натуры, и повсюду в беспорядке валялась неразобранная корреспонденция, а также счета, негативы и отпечатки с них. Большинство ящиков письменного стола были полуоткрыты, из них выглядывали груды бумаг того же сорта, что и валявшиеся повсюду. Тем не менее об обыске или налете речи не было — все покрывал толстый слой пыли. Обычный, неискоренимый беспорядок, привычный для таких заведений.
